Понимание нашей земной жизни как периода подготовки к жизни последующей вовсе не является чем-то алогичным. Скорее наоборот, оно следует логике развития человека. С чего начинается наше существование? Первые девять месяцев своей жизни человек проводит в материнской утробе. Это время формирования всех органов тела, и именно поэтому период внутриутробного развития так важен. При этом большинство формирующихся органов, казалось бы. совершенно бессмысленны на этой стадии жизни. Зачем, скажем, зародышу легкие или глаза? Ведь он окружен жидкостью, да и вряд ли вокруг так уж светло.
Однако именно в этом заключается цель жизни человека в течение ее девяти месяцев — в подготовке к последующей, неведомой ему жизни. И вот наконец наступает момент рождения. Однако ведь сам младенец переживает свое рождение как смерть. Ребенок задыхается, он отрывается от матери, и, пока у него не открылись легкие, с ним происходит нечто подобное агонии.
Наступает вторая стадия жизни. Человек попадает в совершенно новую для себя среду, с новыми законами и новой целью существования. С одной стороны, происходит быстрое развитие всех физических способностей, но одновременно начинается или, вернее, может начаться рост нашего духовного начала, развитие способности любить. Точно так же, как это было на стадии внутриутробной жизни с развитием многих физических органов, может показаться, что духовный рост не является чем-то необходимым или важным в нашей жизни. В конце концов законченный эгоист тоже может прожить внешне очень счастливую жизнь. Но что, если годы, отпущенные нам на земле, — тоже лишь подготовка к следующей жизни? И тогда то, что нам казалось совершенно ненужным здесь, вдруг станет первостепенно важным там? Пожалуй, эти вопросы стоят того, чтобы над ними задуматься, не правда ли? И может, для нас сейчас не так важно пытаться представить, какой же может быть наша жизнь в том следующем мире. Наверное, отличия будут не менее существенны, чем при переходе от материнской утробы к жизни на земле, исполненной таких бесконечных возможностей, такой гармонии и красоты. Гораздо более важно помнить другое — в чем смысл нашего пребывания здесь.
В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мёртвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гробы, в могилы. Странно, что назвали розой, да еще Розой Иерихона этот клубок сухих, колючих стеблей, подобный нашему перекати-поле, эту пустынную жесткую поросль, встречающуюся только в каменистых песках ниже Мертвого моря, в безлюдных синайских предгорьях. Но есть предание, что назвал ее так сам преподобный Савва, избравший для своей обители страшную долину Огненную, нагую мертвую теснину в пустыне Иудейской. Символ воскресения, данный ему в виде дикого волчца, он украсил наиболее сладчайшим из ведомых ему земных сравнений. Ибо он, этот волчец, воистину чудесен. Сорванный и унесенный странником за тысячи верст от своей родины, он годы может лежать сухим, серым, мертвым. Но, будучи положен в воду, тотчас начинает распускаться, давать мелкие листочки и розовый цвет. И бедное человеческое сердце радуется, утешается: нет в мире смерти, нет гибели тому, что было, чем жил когда-то! Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, моя Память!
Так утешаюсь и я, воскрешая в себе те светоносные древние страны, где некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю Господа нашего Иисуса Христа. В великом покое великой тишины и забвения лежали перед нами ее Палестины — долы Галилеи, холмы иудейские, соль и жупел Пятиградия. Но была весна, и на всех путях наших весело и мирно цвели всё те же анемоны и маки, что цвели и при Рахили, красовались те же лилии полевые и пели те же птицы небесные, блаженной беззаботности которых учила евангельская притча...Роза Иерихона. В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого — и вот опять, опять дивно прозябает мой заветный злак. Отдались, мой неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце — и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона.
Давайте попробуем поразмышлять над одним из них. Что такое смерть? С точки зрения врача или биолога, смерть — это прекращение всех процессов жизнедеятельности нашего организма, прежде всего остановка сердечных сокращений и мозговой деятельности. Еще минуту назад человек — со всем его бесконечно сложным внутренним миром, чувствами, воспоминаниями — жил, и вдруг, лишь из-за остановки маленького перекачивающего кровь органа, исчез. В никуда. Значит, все то, что наполняет жизнь каждого из нас, все то, что определяет нашу личность, зависит лишь от работы этого органа? И когда он останавливается, наше "я" просто исчезает! Или все-таки что-то остается? То, что религиозный человек назовет словом "душа"? Наверное, здесь будет уместным привести один пример. Как-то известного врача-хирурга Войно-Ясенецкого (который в то же время был не просто верующим человеком, христианином, но и архиепископом Русской православной церкви) спросили, неужели он верш в существование души, в то время как он столько раз вскрывал мертвое тело человека. На это он ответил: "Я много раз вскрывав тело человека, но я никогда не видел в нем ни мыслей, ни разума. Я видел только органы, мертвые органы". Или, может быть, мы уверены, что жизнь — это лишь то, что происходит с нами сейчас, здесь, и смерть означает конец нашего существования.
